Смех без причины — признак мыслящего человека, для смеха которого необязательны внешние факторы. (с)
Ребятушки, вообще-то сегодня день рождения у хорошего человечка SeverInnka. С подарочным фиком я опаздываю, но вот если Север читает эту историю, то пусть засчитается оно как часть.)
Продолжение истории про Эвелинчика. Немногочисленные читающие, простите за такой разрыв в выкладке.
***
Эвелин
1, 2, 3
4
читатьУтром... То есть, когда я проснулся... Назовём это утром, хотя технически это было уже после заката... В общем, утром я не сразу понял, почему я так хорошо себя чувствую. Прошедшие сутки я прекрасно помнил, и сейчас мне как раз должен пойти откат: драки такого масштаба, как вчера, не проходят бесследно, а энергию этого рода я получаю отнюдь не из сна. Я не ел и не трахался, так почему?..
Некоторый намёк на объяснение я получил довольно быстро: Матвей снова принялся гладить меня по спине, между лопаток. Ткань халата, который я благополучно забыл снять, ослабляла эффект этой незамысловатой ласки, иначе бы я проснулся раньше. Хор-рошо...
- Карина с Эдвином хотят уехать на юг, - Матвей поцеловал меня в затылок. - Звали с собой. Поедешь?
- Что я там забыл... Мне и тут хорошо, - я повёл плечами, повозился, освобождаясь от халата. - А ты?
- Я хотел бы. Интересно.
- Ну так вперёд. Когда отъезд?
- Завтра на закате, - Мэтт обвёл пальцами мои позвонки и тяжело вздохнул. А то я не знаю, что они торчат, как хребет у дракона... - Почему ты такой тощий?
- Я не тощий, - я хмыкнул. - Это ты ещё действительно худых вампиров не видел. Некоторые отказываются от человеческой еды, и естественно, что в организм перестают поступать всякие там питательные вещества, кроме белка в крови. На одной крови мы прекрасно держимся, но там уж и вправду — кости торчат так, что порезаться можно.
А уж как неудобно с такими в постели... Я встречал одного. Классный парень, британец, врач, перекати-поле. Мы провели вместе неделю и разошлись, похоже, навсегда. Рори. Редкий вампир, с которым я всерьёз опасаюсь столкнуться на поле боя на разных сторонах.
- Поэтому ты всё-таки ешь? - позвонков стали касаться губы. Мягко и ненавязчиво, но — посасывая особо отчётливо торчащие косточки.
- И поэтому тоже.
- А ещё?
- Мне нравится, - я повернул голову. На одну руку он опирался, и кисть её расслабленно лежала на моём локте, а вот куда забралась вторая — в приличном обществе не озвучивается.
- Нравится вкус еды?
- Именно, - я со вздохом развёл колени, расползаясь по кровати, и снова уткнулся лбом в скрещенные руки. Вот так мягко и ненавязчиво меня сейчас трахнут, похоже. Не отвлекаясь от разговора. В этом есть своя прелесть, определённо...
- И что же ты любишь больше всего? - Матвей лизнул ямку на пояснице и языком скользнул ниже. Я дёрнулся:
- Французскую кухню. Куда...
- Шшш...
Чокнутый парень...
- А здесь есть какие-нибудь французские ресторанчики?
- Есть. А что?
- Да так, ничего... Перевернись, я хочу тебя видеть.
- Ты и так меня видишь.
- Ну перевернись, - горячая ладонь прошлась по моему бедру, поднырнула под живот. - Ну пожалуйста.
Ну к демонам же глупое упорство, мне-то без разницы... И смотреть на Матвея, возбуждённого до звёзд в глазах, оказалось очень интересно.
- Ты такой красивый, - он нажал на мои колени, разводя их. Будь я менее пластичным — орал бы в голос, но пока что неудобства ограничивались лёгким тянущим ощущением в паховых связках.
Боги, о чём я думаю вообще...
- Спасибо.
От его взгляда жарко. Необычная реакция, что греха таить... Он так отчётливо меня хочет, что я и сам начинаю чувствовать себя юным, неиспорченным, желанным таким нежным и лапушкой. Я-то, конечно, и в активе могу, и с удовольствием, но какой уж тут актив, когда на тебя так смотрят!
И прикасаются — как к самому большому сокровищу в мире. Такому, что достаточно сильно само, чтобы не распасться от неосторожного движения — но которое заслуживает внимания и почитания, как ничто иное.
И у Мэтта определённо фетиш на мои руки. Ему понравилось гладить, перебирать пальцы, держать меня за руки; та часть меня, что более цинична и свободолюбива, не одобряет, но в целом это приятно. Очень.
Да и вообще... С ним хорошо. Он из тех, кто следит за каждым изменением в поведении и состоянии любовника реагирует на это изменение. Так реагирует, что даже у меня со всем моим опытом дыхание перехватывает. Когда он стонет, звук идёт глубоко изнутри, это почти урчание, от которого дыбом встают волоски по всему телу, что уж говорить об остальном...
И руки. Невинное, преисполненное нежности движение — сплести пальцы, а ведь как оно заводит...
И шёпот. Постоянный. Какой я красивый, как со мной хорошо — разными словами и в разном темпе, суть можно свести к этому, просто, а слушать приятно до чёртиков. Настолько, что, едва отдышавшись после первого оргазма, я полез к Матвею снова, требуя опять уделить мне внимание.
А во французский ресторанчик он меня всё-таки отвёл: в районе полуночи, пока ещё работают. Было вкусно и весело: Матвей старался, как мог, чтобы вечер прошёл замечательно. Не иначе как в преддверии скорой разлуки...
Было грустно его отпускать, что уж там. Я всё-таки к нему привязался.
Прощались неловко и быстро. Ненавижу прощаться, есть что-то в этом такое, к чему не привыкаешь за века жизни. Да мне, строго говоря, и не приходилось прощаться особенно часто: я предпочитал уходить без объяснений, ну, может, с запиской на счёт того, стоит ли меня ждать.
Я отдал Матвею одно из колец на память. Романтично-сопливый жест, но этот парень оставил свой след в моей памяти. А он не человек, жизнь у него теперь будет долгая, может, и встретимся...
Хотя Матвей уставился на меня так, словно я ему душу предложил:
- Лин, ты чего?!
- Бери, пока дают, - я фыркнул, вкладывая кольцо в его руку.
- Дорогой подарок? - вместо Матвея предположила Карина со смешком. Матвей зарделся; очевидно, угадала.
- Брось. Просто на память.
Кольцо я на самом деле относил к разряду безделушек: серебро с резьбой, досталось мне за бесценок на рынке в Марокко, где я был всего лишь один раз проездом. Меня тогда привлекла резьба, изящный рисунок... Единственная его ценность в этом случае — тот факт, что я его долго носил. Да, да, да, могу я раз в сто лет побыть сентиментальным или не могу?
Тем более что Матвей кольцо взял. Хотя бы в карман сунул, и то хлеб. Потеряет — туда ему и дорога, а нет — значит, повезло.
С уходом Мэтта стало заметно тише в доме, да и свободного времени у меня стало намного больше. Я как-то успел от этого отвыкнуть: мы не прожили вместе и года, мизерный временной промежуток, но Матвей одним своим присутствием в доме создавал уют.
- Скучаешь по нему? - поинтересовался однажды Лео, наблюдая, как я брожу из угла в угол в кабинете. Я соблазнился-таки идеей хотя бы начать писать мемуары, и Лео этому способствовал, как мог, подсказывая детали нашей встречи. Если бы не его пинки, я бы застрял аккурат на этих моментах: не самые радостные события предшествовали нашему знакомству, неохота вспоминать... Лео с Францем, сидящим на полу у ног любовника, действовали на меня умиротворяюще и располагали к рефлексии.
Франц всё ещё видел во мне соперника. Это забавляло, на самом деле: эти все его жгучие взгляды и затаённая ревность, когда Лео смеялся над какой-нибудь моей шуточкой, или когда Лео прикасался ко мне; я давно привык к такого рода прикосновениям и воспринимал, как само собой разумеющееся: попытка заправить волосы за ухо, поправить ворот рубашки. Кажется, только сейчас он начинал успокаиваться: после ухода Мэтта Лео пропадал у меня вместе с любовником, и Франц имел возможность наблюдать за нами почти постоянно. Мы даже на охоту ходили вместе, правда, я быстро вырвался вперёд, пока эта парочка лизалась в подворотне...
- Скучаю, - я вздохнул, останавливаясь у подоконника. Лео мерно поглаживал макушку Франца, перебирая забавные русые кудряшки, и смотрел на него, но произнёс так, словно имел в собеседниках лишь меня и вариантов никаких не было:
- Я даже удивлён тем, что ты к кому-то так привязался. Ты даже со мной так себя не вёл, как с ним.
Франц не изменился в лице, только дрогнули пальцы, слегка сжимаясь. Опять ревнует, но успокоен действиями любовника. Забавный он, в самом деле...
- Так столько лет прошло, - я грустно улыбнулся. - Я изменился. Может, встреться мы сейчас, я бы тебя вообще никуда не отпустил.
Франц опять дёрнулся, уже заметнее. Лео усмехнулся уголками губ:
- Тебе нравится заставлять Франца ревновать? А ты успокойся, чудо, - собрат наклонился, касаясь губами макушки Франца. - Никто меня у тебя не заберёт.
Я выразительно кашлянул, ненавязчиво потирая шею у линии роста волос. Излюбленное местечко Лео, где он неизменно оставляет свои метки. Матвей предпочитает ниже. Лео только фыркнул в ответ на это напоминание о сравнительно недавних наших встречах в койке и столь же выразительно облизнулся. Франц с подозрением уставился на него, потом на меня, грустно вздохнул и снова уткнулся лицом в бедро Лео, потёрся и переложил голову щекой, разглядывая меня.
Очень забавный.
- Наверное, я пойду куда-нибудь побродить, - я опёрся руками на подоконник за спиной, выгнулся вперёд. - Надоело сидеть на месте.
- Перекати-поле, - притворно вздохнул Лео. - Когда?
- Не знаю. Скоро.
Франц снова вздохнул.
- Жаль, - озвучил свою мысль он, не выдержав двух удивлённых взглядов. - Ты интересный.
- Мне казалось, я тебе не нравлюсь, - я вскинул брови. Втройне забавный!
- Я ревную, - снисходительно уточнил Франц. - Это не значит, что я не считаю тебя интересным. Скорее наоборот, не находишь?
Лео даже умилился такой прямоте и тут же принялся тискать любовника, как плюшевую игрушку. Вот у кого детство в одном месте играет перманентно с редкими просветлениями...
- Возможно, - я радостно оскалился в ответ. - А Лео на ночь отпустишь?
- А Лео хочет? - пробормотал Франц, пытаясь вывернуться из мёртвой хватки.
- Лео хочет, - ещё более радостно, чем я, согласился дорогой друг и звонко чмокнул любовника в лоб. - А Лео дадут?
На этом месте я не удержал просто улыбку и откровенно заржал.
А Лео действительно остался: на день, а не на ночь, но это уже технические нюансы, главное — то, чем был наполнен этот день. Ну ясное дело, мы занимались отнюдь не написанием мемуаров и игрой в шахматы. Франц же именно это и делал в обществе моего садовника: тот был польщён вниманием к себе со стороны друга хозяина, и я видел их под тентом в саду. Денёк выдался не особенно солнечный, Франц без проблем дошёл до тента, защищающего от прямых лучей, и ушёл обратно, а по пути излил душу и приятно провёл время.
На Лео с Францем я и оставил дом, когда всё-таки решился его покинуть: им, конечно, и в особняке Аманды хорошо живётся, но всё-таки собственное гнездо, да и с прислугой они поладили... Документы на дом всё равно не на имя Эвелина Мэдсона или Леонардо де Ринга.
На этот раз во время своих путешествий я наконец-то добрался до Италии. Вот сколько живу, а ни разу ещё не был в Италии...
Я просто влюбился во Флоренцию и возжелал навечно остаться в Римини. Чудесные города, просто чудесные. Так получилось, что я провёл в обоих городах довольно много времени, зацепившись как-то на одном месте: в том числе и потому, что там действительно красиво, а я всё-таки эстет. Я попал туда в период, когда город восстановили после войны двадцатых годов, и та часть, что называлась тогда «старым Римини», меня поразила.
А ещё в Римини жил очаровательный уличный художник, который семь месяцев потратил на то, чтобы научить меня рисовать. Ему это не удалось, ясное дело, да и до него никому не удавалось: некоторым не-музыкантам в детстве по ушам ходили медведи, а у меня медведь, вестимо, отобрал перья, кисти и вообще всё, чем только можно рисовать, и разломал в крошку.
Но художник был хорош.
На самом деле, я очень удивился, когда он остановил меня на улице и предложил портрет-набросок. С меня никогда не писали портретов, тем более в такие годы... Удивительное дело. Старый Римини вообще удивительный, равно как и люди, живущие там.
Позже Дамоне рассказывал, что узнал во мне иностранца ещё до того, как я заговорил. Итальянский я знал из рук вон плохо, чудо, что мы хоть до чего-то договорились... Как-то не было необходимости учить язык: английский — мой родной, а на нём говорят в очень многих странах, да и французский с немецким я знаю прекрасно. Даже по-русски говорю более чем прилично, хотя до тех десяти лет в Украине так и не мог избавиться от акцента.
Сначала мы с тем художником говорили по-английски. Потом на смеси двух языков: я произносил фразу по-итальянски, он делал большие удивлённые глаза, я повторял то же самое по-английски, он исправлял...
Довольно часто эти уроки проходили в парках. О, парки Римини!.. Столько воспоминаний у меня там осталось... Сколько мы гуляли там с Дамоне, присматриваясь друг к другу: я считал себя только его квартирантом, моделью и учеником, но со стороны Дамоне проскальзывало что-то более... Интимное.
Естественно, в конце концов мы оказались в одной постели. Юноша этот был довольно искушен в любви, но с женщинами, и то, что ложе с ним делил мужчина, приводило его в полное смущение. Впрочем, он быстро вошёл во вкус. Тогда же и обучение меня итальянскому языку пошло быстрее: гораздо интереснее было говорить, развалившись на нём, нежели на парковой скамейке. Хотя, несколько раз летними ночами мы это совмещали...
К тому времени, как я ушёл во Флоренцию, я довольно сносно говорил по-итальянски. Дамоне не задерживал меня ни секунды, с самого начала зная о том, что я не останусь в Римини. Он смеялся и называл меня отвратительным, но прекрасным натурщиком и обещал, что если я однажды вернусь, то он уложит меня в нужную ему позу и будет писать самые лучшие полотна в своей жизни.
Я так и не узнал, что с ним стало. Не раз возникало желание вернуться, но с меня хватит того, что я пережил Винсента. Не хватало ещё привязываться к человеку снова.
Флоренция встретила меня промозглым ветром: зимы там тёплые, снега не было... Под Веной был. И, честно говоря, я соскучился по снегу, так что после Италии я медленно, не торопясь, почти своим ходом двинулся на север. И так получилось, что, миновав Финляндию, а позже и Францию, я в конце концов оказался в Англии. Я хотел попасть в Петербург, но... Конец тридцатых годов, не самое лучшее время. В Европе было неспокойно, и политически подкованные личности, встреченные по пути в Финляндию, настойчиво советовали мне ехать на родину, или хотя бы не мельтешить и не нарываться на то, чтобы попасть в армию в добровольно-принудительном порядке. Для разнообразия эти умные советы я выслушал и последовал им.
Кругосветное путешествие? Ха! Ни за что в жизни я не поеду в страны Южной Америки, мне ещё дорога моя жизнь. И в Африку не поеду тоже. А вот пройтись по шотландским холмам — это да... Я родился в Англии, недалеко от границы с Уэльсом. Потом, меня, правда, унесло на материк, и в родные края я возвращался довольно редко...
Да и не туда лежал мой путь. Для начала нужно было разузнать, что же творится в мире и что я пропустил, шатаясь по всяким там Италиям и Финляндиям. Я, ясное дело, избегал человеческого общества, исключая моменты, когда я шёл на охоту, а собратьев встречать не довелось. А вот в Уэльсе живёт, исчезающе редко покидая свой дом уже много лет, одна женщина чуть постарше меня... Я знал её ещё будучи человеком, и ещё тогда она казалась мне первостатейной стервой, а сейчас я полностью уверен в том, что прав. Зато Лесли знает всё обо всём, и меняет информацию на информацию. Или на деньги. За информацией я к ней иду и сам, а вот с деньгами особых проблем нет.
Ума не приложу, зачем Лесли деньги, если она живёт отшельницей, питается с огорода, охотится редко, гостей не привечает, на драгоценности отродясь не тратилась и в последний раз ложилась в постель с мужчиной, ещё когда я был неофитом. Так уж получилось, что я могу чуять подобные факты, и знаю это точно.
Добраться до неё — та ещё задачка: Лесли настолько не привечает гостей, что на пути к её дому невнимательный путник может расстаться с жизнью... Ну, много раз, в общем. Я насчитал почти три десятка разнообразных ловушек с той стороны, откуда шёл, но это не значит, что я заметил все. Может, какие-то я обошёл лишь чудом. Вполне вероятно, что так и есть: мне давно не доводилось воевать, навыки притупились, и даже теперь я выехал в основном на интуиции, а не на наблюдениях. Но я дошёл. Я молодец. Более того, я очень большой молодец!
Да уж, сам себя не похвалишь...
Но, как оказалось, весь этот путь я проделал зря. Шли дожди, и огородик Лесли уже зарос, а вырванная с косяком дверь успела сползти по стеночке, к которой была прислонена. Изнутри пахло так, что я чуть не передумал заходить, но любопытство оказалось сильнее отвращения.
Да уж, это было абсолютно классическое «кишки-кровь-мозги по стенам». Кого-то тут знатно выпотрошили.
И, кажется, я даже знаю, кого.
Шорох на три часа, - просто крыса. У них тут теперь столовая и пиршество, и только метки Лесли не позволяют подойти к дому более-менее крупным хищникам. Слава всему сущему, меня не вырвало, хотя, признаться, я был к этому близок. Лесли — та ещё сучка, но даже ей я бы такого не пожелал.
А ещё я, кажется, знаю, чьих это рук дело. Во всяком случае, мало кто может так легко подобраться к этому дому, чтобы не сработала ни одна ловушка, да потом ещё и смыться так же, и при этом разделать опытную и очень злую вампиршу. А если брать в расчёт личные отношения способных на такое вампиров с Лесли, то и кандидатур-то... Пшик.
Правда, если я прав, то Рори уже и след простыл. Печально. Он наверняка как следует расспросил Лесли перед тем, как её прикончить, и, в отличие от этой старой суки, он не курвится и готов делиться информацией за просто так и грядущую взаимопомощь. Но он не идиот, и понимает, что кое-кому Лесли была очень нужна, а значит, оставаться тут явно не стоит.
Оказывать последние почести этой кучке костей с гнилым мясом и размазанным по стенам мозгам смысла не было. Разве что сжечь весь дом: весь компромат Рори наверняка забрал, а что не забрал, тому туда и дорога.
Горело хорошо, знатно... И неплохо так оповещало всех о том, где же бродит какой-то идиот (узнать меня по огню — надо очень постараться, тут я ничем от других не отличаюсь), причём вампир (а человек не прошёл бы через ловушки Лесли), но это уже мелочи. Честное слово.
Обратно я шёл в полном раздрае. Не то, чтобы меня так уж печалила смерть Лесли... Просто это действительно был простейший вариант добычи информации без оповещения толпы народу о моём прибытии в Англию. Так придётся светиться.
В общем, шёл я, не думал ни о чём из ряда вон выходящем... Но как-то очень уж рано я ушёл в себя.
На шорох сзади тело среагировало само: нож оказался в руке, а я — развёрнут оскаленными клыками в сторону шороха. Шорох повторился, уже скорее как-то демонстративно-насмешливо, и мне стало смешно. Раз не таится, значит, определённо не враг. Неужто тут ещё сохранились пугливые зверьки?
Однако всё оказалось куда проще и банальнее.
Собрат выскользнул из кустов, для разнообразия самую малость потревожив веточки. Ну кто бы мог подумать, что Рори никуда не уйдёт, а будет чего-то здесь ждать... И даже улыбнётся мне, как в старые добрые времена, когда он своей хищной ухмылкой пугал добрую половину встречных собратьев:
- Привет, Лин. Давно не виделись.
- И могли бы не встречаться ещё вечность, если бы я тебе зачем-то не понадобился, - я опустил руку, спрятал нож. Идти против Рори с ножом — та ещё бредовая идея. Он один из редких «просто вампиров», с которыми я не решусь драться после долгого воздержания — от крови или от секса, не важно. Да и нет нужны вообще идти против него, у нас с ним никогда не было никаких проблем, только взаимовыгодно сотрудничество на основе взаимной приязни. - Зачем, кстати?
Рори скривился, как будто уксуса хлебнул:
- Может, ты не будешь вынуждать меня произносить это вслух? Сам знаешь, что «соскучился» - не тот повод...
- Нет уж, говори, - я ухмыльнулся. Собрат поморщился опять, взъерошил и без того стоящие дыбом волосы и мрачно посмотрел прямо мне в глаза:
- Мне нужна помощь.
Приятно иногда знать, что кое-чьи действия ты просчитать всё-таки можешь...
Продолжение истории про Эвелинчика. Немногочисленные читающие, простите за такой разрыв в выкладке.
***
Эвелин
1, 2, 3
4
читатьУтром... То есть, когда я проснулся... Назовём это утром, хотя технически это было уже после заката... В общем, утром я не сразу понял, почему я так хорошо себя чувствую. Прошедшие сутки я прекрасно помнил, и сейчас мне как раз должен пойти откат: драки такого масштаба, как вчера, не проходят бесследно, а энергию этого рода я получаю отнюдь не из сна. Я не ел и не трахался, так почему?..
Некоторый намёк на объяснение я получил довольно быстро: Матвей снова принялся гладить меня по спине, между лопаток. Ткань халата, который я благополучно забыл снять, ослабляла эффект этой незамысловатой ласки, иначе бы я проснулся раньше. Хор-рошо...
- Карина с Эдвином хотят уехать на юг, - Матвей поцеловал меня в затылок. - Звали с собой. Поедешь?
- Что я там забыл... Мне и тут хорошо, - я повёл плечами, повозился, освобождаясь от халата. - А ты?
- Я хотел бы. Интересно.
- Ну так вперёд. Когда отъезд?
- Завтра на закате, - Мэтт обвёл пальцами мои позвонки и тяжело вздохнул. А то я не знаю, что они торчат, как хребет у дракона... - Почему ты такой тощий?
- Я не тощий, - я хмыкнул. - Это ты ещё действительно худых вампиров не видел. Некоторые отказываются от человеческой еды, и естественно, что в организм перестают поступать всякие там питательные вещества, кроме белка в крови. На одной крови мы прекрасно держимся, но там уж и вправду — кости торчат так, что порезаться можно.
А уж как неудобно с такими в постели... Я встречал одного. Классный парень, британец, врач, перекати-поле. Мы провели вместе неделю и разошлись, похоже, навсегда. Рори. Редкий вампир, с которым я всерьёз опасаюсь столкнуться на поле боя на разных сторонах.
- Поэтому ты всё-таки ешь? - позвонков стали касаться губы. Мягко и ненавязчиво, но — посасывая особо отчётливо торчащие косточки.
- И поэтому тоже.
- А ещё?
- Мне нравится, - я повернул голову. На одну руку он опирался, и кисть её расслабленно лежала на моём локте, а вот куда забралась вторая — в приличном обществе не озвучивается.
- Нравится вкус еды?
- Именно, - я со вздохом развёл колени, расползаясь по кровати, и снова уткнулся лбом в скрещенные руки. Вот так мягко и ненавязчиво меня сейчас трахнут, похоже. Не отвлекаясь от разговора. В этом есть своя прелесть, определённо...
- И что же ты любишь больше всего? - Матвей лизнул ямку на пояснице и языком скользнул ниже. Я дёрнулся:
- Французскую кухню. Куда...
- Шшш...
Чокнутый парень...
- А здесь есть какие-нибудь французские ресторанчики?
- Есть. А что?
- Да так, ничего... Перевернись, я хочу тебя видеть.
- Ты и так меня видишь.
- Ну перевернись, - горячая ладонь прошлась по моему бедру, поднырнула под живот. - Ну пожалуйста.
Ну к демонам же глупое упорство, мне-то без разницы... И смотреть на Матвея, возбуждённого до звёзд в глазах, оказалось очень интересно.
- Ты такой красивый, - он нажал на мои колени, разводя их. Будь я менее пластичным — орал бы в голос, но пока что неудобства ограничивались лёгким тянущим ощущением в паховых связках.
Боги, о чём я думаю вообще...
- Спасибо.
От его взгляда жарко. Необычная реакция, что греха таить... Он так отчётливо меня хочет, что я и сам начинаю чувствовать себя юным, неиспорченным, желанным таким нежным и лапушкой. Я-то, конечно, и в активе могу, и с удовольствием, но какой уж тут актив, когда на тебя так смотрят!
И прикасаются — как к самому большому сокровищу в мире. Такому, что достаточно сильно само, чтобы не распасться от неосторожного движения — но которое заслуживает внимания и почитания, как ничто иное.
И у Мэтта определённо фетиш на мои руки. Ему понравилось гладить, перебирать пальцы, держать меня за руки; та часть меня, что более цинична и свободолюбива, не одобряет, но в целом это приятно. Очень.
Да и вообще... С ним хорошо. Он из тех, кто следит за каждым изменением в поведении и состоянии любовника реагирует на это изменение. Так реагирует, что даже у меня со всем моим опытом дыхание перехватывает. Когда он стонет, звук идёт глубоко изнутри, это почти урчание, от которого дыбом встают волоски по всему телу, что уж говорить об остальном...
И руки. Невинное, преисполненное нежности движение — сплести пальцы, а ведь как оно заводит...
И шёпот. Постоянный. Какой я красивый, как со мной хорошо — разными словами и в разном темпе, суть можно свести к этому, просто, а слушать приятно до чёртиков. Настолько, что, едва отдышавшись после первого оргазма, я полез к Матвею снова, требуя опять уделить мне внимание.
А во французский ресторанчик он меня всё-таки отвёл: в районе полуночи, пока ещё работают. Было вкусно и весело: Матвей старался, как мог, чтобы вечер прошёл замечательно. Не иначе как в преддверии скорой разлуки...
Было грустно его отпускать, что уж там. Я всё-таки к нему привязался.
Прощались неловко и быстро. Ненавижу прощаться, есть что-то в этом такое, к чему не привыкаешь за века жизни. Да мне, строго говоря, и не приходилось прощаться особенно часто: я предпочитал уходить без объяснений, ну, может, с запиской на счёт того, стоит ли меня ждать.
Я отдал Матвею одно из колец на память. Романтично-сопливый жест, но этот парень оставил свой след в моей памяти. А он не человек, жизнь у него теперь будет долгая, может, и встретимся...
Хотя Матвей уставился на меня так, словно я ему душу предложил:
- Лин, ты чего?!
- Бери, пока дают, - я фыркнул, вкладывая кольцо в его руку.
- Дорогой подарок? - вместо Матвея предположила Карина со смешком. Матвей зарделся; очевидно, угадала.
- Брось. Просто на память.
Кольцо я на самом деле относил к разряду безделушек: серебро с резьбой, досталось мне за бесценок на рынке в Марокко, где я был всего лишь один раз проездом. Меня тогда привлекла резьба, изящный рисунок... Единственная его ценность в этом случае — тот факт, что я его долго носил. Да, да, да, могу я раз в сто лет побыть сентиментальным или не могу?
Тем более что Матвей кольцо взял. Хотя бы в карман сунул, и то хлеб. Потеряет — туда ему и дорога, а нет — значит, повезло.
С уходом Мэтта стало заметно тише в доме, да и свободного времени у меня стало намного больше. Я как-то успел от этого отвыкнуть: мы не прожили вместе и года, мизерный временной промежуток, но Матвей одним своим присутствием в доме создавал уют.
- Скучаешь по нему? - поинтересовался однажды Лео, наблюдая, как я брожу из угла в угол в кабинете. Я соблазнился-таки идеей хотя бы начать писать мемуары, и Лео этому способствовал, как мог, подсказывая детали нашей встречи. Если бы не его пинки, я бы застрял аккурат на этих моментах: не самые радостные события предшествовали нашему знакомству, неохота вспоминать... Лео с Францем, сидящим на полу у ног любовника, действовали на меня умиротворяюще и располагали к рефлексии.
Франц всё ещё видел во мне соперника. Это забавляло, на самом деле: эти все его жгучие взгляды и затаённая ревность, когда Лео смеялся над какой-нибудь моей шуточкой, или когда Лео прикасался ко мне; я давно привык к такого рода прикосновениям и воспринимал, как само собой разумеющееся: попытка заправить волосы за ухо, поправить ворот рубашки. Кажется, только сейчас он начинал успокаиваться: после ухода Мэтта Лео пропадал у меня вместе с любовником, и Франц имел возможность наблюдать за нами почти постоянно. Мы даже на охоту ходили вместе, правда, я быстро вырвался вперёд, пока эта парочка лизалась в подворотне...
- Скучаю, - я вздохнул, останавливаясь у подоконника. Лео мерно поглаживал макушку Франца, перебирая забавные русые кудряшки, и смотрел на него, но произнёс так, словно имел в собеседниках лишь меня и вариантов никаких не было:
- Я даже удивлён тем, что ты к кому-то так привязался. Ты даже со мной так себя не вёл, как с ним.
Франц не изменился в лице, только дрогнули пальцы, слегка сжимаясь. Опять ревнует, но успокоен действиями любовника. Забавный он, в самом деле...
- Так столько лет прошло, - я грустно улыбнулся. - Я изменился. Может, встреться мы сейчас, я бы тебя вообще никуда не отпустил.
Франц опять дёрнулся, уже заметнее. Лео усмехнулся уголками губ:
- Тебе нравится заставлять Франца ревновать? А ты успокойся, чудо, - собрат наклонился, касаясь губами макушки Франца. - Никто меня у тебя не заберёт.
Я выразительно кашлянул, ненавязчиво потирая шею у линии роста волос. Излюбленное местечко Лео, где он неизменно оставляет свои метки. Матвей предпочитает ниже. Лео только фыркнул в ответ на это напоминание о сравнительно недавних наших встречах в койке и столь же выразительно облизнулся. Франц с подозрением уставился на него, потом на меня, грустно вздохнул и снова уткнулся лицом в бедро Лео, потёрся и переложил голову щекой, разглядывая меня.
Очень забавный.
- Наверное, я пойду куда-нибудь побродить, - я опёрся руками на подоконник за спиной, выгнулся вперёд. - Надоело сидеть на месте.
- Перекати-поле, - притворно вздохнул Лео. - Когда?
- Не знаю. Скоро.
Франц снова вздохнул.
- Жаль, - озвучил свою мысль он, не выдержав двух удивлённых взглядов. - Ты интересный.
- Мне казалось, я тебе не нравлюсь, - я вскинул брови. Втройне забавный!
- Я ревную, - снисходительно уточнил Франц. - Это не значит, что я не считаю тебя интересным. Скорее наоборот, не находишь?
Лео даже умилился такой прямоте и тут же принялся тискать любовника, как плюшевую игрушку. Вот у кого детство в одном месте играет перманентно с редкими просветлениями...
- Возможно, - я радостно оскалился в ответ. - А Лео на ночь отпустишь?
- А Лео хочет? - пробормотал Франц, пытаясь вывернуться из мёртвой хватки.
- Лео хочет, - ещё более радостно, чем я, согласился дорогой друг и звонко чмокнул любовника в лоб. - А Лео дадут?
На этом месте я не удержал просто улыбку и откровенно заржал.
А Лео действительно остался: на день, а не на ночь, но это уже технические нюансы, главное — то, чем был наполнен этот день. Ну ясное дело, мы занимались отнюдь не написанием мемуаров и игрой в шахматы. Франц же именно это и делал в обществе моего садовника: тот был польщён вниманием к себе со стороны друга хозяина, и я видел их под тентом в саду. Денёк выдался не особенно солнечный, Франц без проблем дошёл до тента, защищающего от прямых лучей, и ушёл обратно, а по пути излил душу и приятно провёл время.
На Лео с Францем я и оставил дом, когда всё-таки решился его покинуть: им, конечно, и в особняке Аманды хорошо живётся, но всё-таки собственное гнездо, да и с прислугой они поладили... Документы на дом всё равно не на имя Эвелина Мэдсона или Леонардо де Ринга.
На этот раз во время своих путешествий я наконец-то добрался до Италии. Вот сколько живу, а ни разу ещё не был в Италии...
Я просто влюбился во Флоренцию и возжелал навечно остаться в Римини. Чудесные города, просто чудесные. Так получилось, что я провёл в обоих городах довольно много времени, зацепившись как-то на одном месте: в том числе и потому, что там действительно красиво, а я всё-таки эстет. Я попал туда в период, когда город восстановили после войны двадцатых годов, и та часть, что называлась тогда «старым Римини», меня поразила.
А ещё в Римини жил очаровательный уличный художник, который семь месяцев потратил на то, чтобы научить меня рисовать. Ему это не удалось, ясное дело, да и до него никому не удавалось: некоторым не-музыкантам в детстве по ушам ходили медведи, а у меня медведь, вестимо, отобрал перья, кисти и вообще всё, чем только можно рисовать, и разломал в крошку.
Но художник был хорош.
На самом деле, я очень удивился, когда он остановил меня на улице и предложил портрет-набросок. С меня никогда не писали портретов, тем более в такие годы... Удивительное дело. Старый Римини вообще удивительный, равно как и люди, живущие там.
Позже Дамоне рассказывал, что узнал во мне иностранца ещё до того, как я заговорил. Итальянский я знал из рук вон плохо, чудо, что мы хоть до чего-то договорились... Как-то не было необходимости учить язык: английский — мой родной, а на нём говорят в очень многих странах, да и французский с немецким я знаю прекрасно. Даже по-русски говорю более чем прилично, хотя до тех десяти лет в Украине так и не мог избавиться от акцента.
Сначала мы с тем художником говорили по-английски. Потом на смеси двух языков: я произносил фразу по-итальянски, он делал большие удивлённые глаза, я повторял то же самое по-английски, он исправлял...
Довольно часто эти уроки проходили в парках. О, парки Римини!.. Столько воспоминаний у меня там осталось... Сколько мы гуляли там с Дамоне, присматриваясь друг к другу: я считал себя только его квартирантом, моделью и учеником, но со стороны Дамоне проскальзывало что-то более... Интимное.
Естественно, в конце концов мы оказались в одной постели. Юноша этот был довольно искушен в любви, но с женщинами, и то, что ложе с ним делил мужчина, приводило его в полное смущение. Впрочем, он быстро вошёл во вкус. Тогда же и обучение меня итальянскому языку пошло быстрее: гораздо интереснее было говорить, развалившись на нём, нежели на парковой скамейке. Хотя, несколько раз летними ночами мы это совмещали...
К тому времени, как я ушёл во Флоренцию, я довольно сносно говорил по-итальянски. Дамоне не задерживал меня ни секунды, с самого начала зная о том, что я не останусь в Римини. Он смеялся и называл меня отвратительным, но прекрасным натурщиком и обещал, что если я однажды вернусь, то он уложит меня в нужную ему позу и будет писать самые лучшие полотна в своей жизни.
Я так и не узнал, что с ним стало. Не раз возникало желание вернуться, но с меня хватит того, что я пережил Винсента. Не хватало ещё привязываться к человеку снова.
Флоренция встретила меня промозглым ветром: зимы там тёплые, снега не было... Под Веной был. И, честно говоря, я соскучился по снегу, так что после Италии я медленно, не торопясь, почти своим ходом двинулся на север. И так получилось, что, миновав Финляндию, а позже и Францию, я в конце концов оказался в Англии. Я хотел попасть в Петербург, но... Конец тридцатых годов, не самое лучшее время. В Европе было неспокойно, и политически подкованные личности, встреченные по пути в Финляндию, настойчиво советовали мне ехать на родину, или хотя бы не мельтешить и не нарываться на то, чтобы попасть в армию в добровольно-принудительном порядке. Для разнообразия эти умные советы я выслушал и последовал им.
Кругосветное путешествие? Ха! Ни за что в жизни я не поеду в страны Южной Америки, мне ещё дорога моя жизнь. И в Африку не поеду тоже. А вот пройтись по шотландским холмам — это да... Я родился в Англии, недалеко от границы с Уэльсом. Потом, меня, правда, унесло на материк, и в родные края я возвращался довольно редко...
Да и не туда лежал мой путь. Для начала нужно было разузнать, что же творится в мире и что я пропустил, шатаясь по всяким там Италиям и Финляндиям. Я, ясное дело, избегал человеческого общества, исключая моменты, когда я шёл на охоту, а собратьев встречать не довелось. А вот в Уэльсе живёт, исчезающе редко покидая свой дом уже много лет, одна женщина чуть постарше меня... Я знал её ещё будучи человеком, и ещё тогда она казалась мне первостатейной стервой, а сейчас я полностью уверен в том, что прав. Зато Лесли знает всё обо всём, и меняет информацию на информацию. Или на деньги. За информацией я к ней иду и сам, а вот с деньгами особых проблем нет.
Ума не приложу, зачем Лесли деньги, если она живёт отшельницей, питается с огорода, охотится редко, гостей не привечает, на драгоценности отродясь не тратилась и в последний раз ложилась в постель с мужчиной, ещё когда я был неофитом. Так уж получилось, что я могу чуять подобные факты, и знаю это точно.
Добраться до неё — та ещё задачка: Лесли настолько не привечает гостей, что на пути к её дому невнимательный путник может расстаться с жизнью... Ну, много раз, в общем. Я насчитал почти три десятка разнообразных ловушек с той стороны, откуда шёл, но это не значит, что я заметил все. Может, какие-то я обошёл лишь чудом. Вполне вероятно, что так и есть: мне давно не доводилось воевать, навыки притупились, и даже теперь я выехал в основном на интуиции, а не на наблюдениях. Но я дошёл. Я молодец. Более того, я очень большой молодец!
Да уж, сам себя не похвалишь...
Но, как оказалось, весь этот путь я проделал зря. Шли дожди, и огородик Лесли уже зарос, а вырванная с косяком дверь успела сползти по стеночке, к которой была прислонена. Изнутри пахло так, что я чуть не передумал заходить, но любопытство оказалось сильнее отвращения.
Да уж, это было абсолютно классическое «кишки-кровь-мозги по стенам». Кого-то тут знатно выпотрошили.
И, кажется, я даже знаю, кого.
Шорох на три часа, - просто крыса. У них тут теперь столовая и пиршество, и только метки Лесли не позволяют подойти к дому более-менее крупным хищникам. Слава всему сущему, меня не вырвало, хотя, признаться, я был к этому близок. Лесли — та ещё сучка, но даже ей я бы такого не пожелал.
А ещё я, кажется, знаю, чьих это рук дело. Во всяком случае, мало кто может так легко подобраться к этому дому, чтобы не сработала ни одна ловушка, да потом ещё и смыться так же, и при этом разделать опытную и очень злую вампиршу. А если брать в расчёт личные отношения способных на такое вампиров с Лесли, то и кандидатур-то... Пшик.
Правда, если я прав, то Рори уже и след простыл. Печально. Он наверняка как следует расспросил Лесли перед тем, как её прикончить, и, в отличие от этой старой суки, он не курвится и готов делиться информацией за просто так и грядущую взаимопомощь. Но он не идиот, и понимает, что кое-кому Лесли была очень нужна, а значит, оставаться тут явно не стоит.
Оказывать последние почести этой кучке костей с гнилым мясом и размазанным по стенам мозгам смысла не было. Разве что сжечь весь дом: весь компромат Рори наверняка забрал, а что не забрал, тому туда и дорога.
Горело хорошо, знатно... И неплохо так оповещало всех о том, где же бродит какой-то идиот (узнать меня по огню — надо очень постараться, тут я ничем от других не отличаюсь), причём вампир (а человек не прошёл бы через ловушки Лесли), но это уже мелочи. Честное слово.
Обратно я шёл в полном раздрае. Не то, чтобы меня так уж печалила смерть Лесли... Просто это действительно был простейший вариант добычи информации без оповещения толпы народу о моём прибытии в Англию. Так придётся светиться.
В общем, шёл я, не думал ни о чём из ряда вон выходящем... Но как-то очень уж рано я ушёл в себя.
На шорох сзади тело среагировало само: нож оказался в руке, а я — развёрнут оскаленными клыками в сторону шороха. Шорох повторился, уже скорее как-то демонстративно-насмешливо, и мне стало смешно. Раз не таится, значит, определённо не враг. Неужто тут ещё сохранились пугливые зверьки?
Однако всё оказалось куда проще и банальнее.
Собрат выскользнул из кустов, для разнообразия самую малость потревожив веточки. Ну кто бы мог подумать, что Рори никуда не уйдёт, а будет чего-то здесь ждать... И даже улыбнётся мне, как в старые добрые времена, когда он своей хищной ухмылкой пугал добрую половину встречных собратьев:
- Привет, Лин. Давно не виделись.
- И могли бы не встречаться ещё вечность, если бы я тебе зачем-то не понадобился, - я опустил руку, спрятал нож. Идти против Рори с ножом — та ещё бредовая идея. Он один из редких «просто вампиров», с которыми я не решусь драться после долгого воздержания — от крови или от секса, не важно. Да и нет нужны вообще идти против него, у нас с ним никогда не было никаких проблем, только взаимовыгодно сотрудничество на основе взаимной приязни. - Зачем, кстати?
Рори скривился, как будто уксуса хлебнул:
- Может, ты не будешь вынуждать меня произносить это вслух? Сам знаешь, что «соскучился» - не тот повод...
- Нет уж, говори, - я ухмыльнулся. Собрат поморщился опять, взъерошил и без того стоящие дыбом волосы и мрачно посмотрел прямо мне в глаза:
- Мне нужна помощь.
Приятно иногда знать, что кое-чьи действия ты просчитать всё-таки можешь...
Вопрос: ?
| 1. + | 3 | (75%) | |
| 2. - | 1 | (25%) | |
| Всего: | 4 | ||
@темы: моё, творчество